Информационный портал о культуре в России и за рубежом «Ревизор» | Оригинал статьи
Автор: Павел Подкладов
Куда ж несешься ты?….
История создания гениальной поэмы Николая Васильевича Гоголя началась почти два века назад. В двадцатые годы позапрошлого века Александр Сергеевич Пушкин, как известно многим, был отправлен кишинёвскую ссылку, где ему рассказали презабавную историю о беглых «беспачпортных» крестьянах города Бендеры, которые присваивали себе имена умерших. В результате чего в этом городе в течение нескольких лет не было зарегистрировано ни одной смерти! Много лет спустя Пушкин, творчески переосмыслив эту историю, рассказал её Гоголю. Ну а тот решительно взял быка за рога. 7 октября 1835 года в письме Пушкину Гоголь впервые упоминает «Мёртвые души»: «Начал писать Мёртвых душ. Сюжет растянулся на предлинный роман и, кажется, будет сильно смешон». Дальнейшая драматическая история создания поэмы и «пробивания» ее через цензурные редуты известна. Завершу исторический экскурс тем, что поэма обрела мировую славу, была переведена на несколько языков, десятки раз экранизировалась и инсценировалась.
Немалый интерес вызывает это уникальное произведение и в наши дни. Только за последние два года «Мёртвые души» были поставлены в нескольких российских театрах, в том числе, в двух московских. В конкурсной программе нынешнего фестиваля «Золотая маска» незадолго до 210-й годовщины со дня рождения великого писателя был показан спектакль Театра «Поиск» из Лесосибирска (Красноярский край) в постановке режиссёра Олега Липовецкого. Разные «Мёртвые души» видели московские зрители, в том числе, черную комедию в «Гоголь-центре», мистерию в «Школе драматического искусства», загадочную и зловещую клоунаду в «Мастерской П. Фоменко», etc. Но того, что показали сибиряки, вряд ли могли ожидать даже самые отъявленные фантазёры.
Впрочем, обо всем по порядку. Обстановка, которую зритель, входя в зал, обнаруживает на сцене, весьма необычна и странна. Слева художник-сценограф Яков Каждан разрезал сцену диагональю длиннющего деревянного стола, загроможденного огромным количеством всякого несусветного барахла, часть которого, как мы поймем позднее, составляет «сокровищницу» бережливого помещика Степана Плюшкина. Справа напротив стола художник установил (тоже по диагонали) привычную для любого театрального человека длинную вешалку с плечиками с развешенными на них костюмами, которые артисты будут с неимоверной быстротой менять по мере появления того или иного персонажа. Периметр сцены — от пола до колосников — сценограф украсил мужскими сюртуками, фраками, жилетами и панталонами темных тонов, а также приятными во всех отношениях светлыми женскими бальными платьями с разнообразными рюшами, оборками и воланами. Такое своеобразное оформление в определенной степени «насытило» сценическое пространство и создало особую мрачновато-ироническую атмосферу действия.
Начнется спектакль с того, что три симпатичных парня выйдут на сцену, раскроют книгу и примутся читать текст гоголевской поэмы. (В финале они эту книгу продадут одному из зрителей за 200 рублей!) Актеры скрупулезно перечислят действующих лиц произведения, тем самым как бы обещая зрителям, что все персонажи непременно появятся на сцене. И они-таки появятся! Более того: всех героев сыграет эта актерская троица, во что читатель этой заметки, наверное, поверит с трудом. Причем, Олег Ермолаев, Максим Макаров и Виктор Чариков не просто перескажут произведение, не прочитают его по ролям в духе модного нынче жанра, называемого «сторителлингом», а именно сыграют, представив на сцене практически всех главных персонажей гоголевской поэмы! В том числе, губернатора, губернаторшу, их дочь, полицмейстера, прокурора, Петрушку, Селифана, не говоря уже об известных любому российскому читателю помещиках, имена которых давно стали нарицательными.
Появится здесь и легендарная «птица-тройка», и чичиковская бричка с лошадьми, и губернаторская зала, и кабинет прокурора, и «трапезная» Собакевича, и убогое захламленное жилище Плюшкина, etc. Павел Иванович Чичиков начнет свой вояж по губернской провинции с одним видавшим виды полупустым чемоданчиком на колесиках, а закончит, присовокупив к нему несколько объемистых пластиковых сумок, туго набитых штанами, бывшими в употреблении тех самых мёртвых душ, которые ему удалось купить у помещиков. Успешно (как ему кажется) завершив свой «бизнес-проект», он будет философствовать о бренности человеческого бытия, с грустью перебирая эти штаны и представляя себе, какими были их бывшие обладатели при жизни. И, при этом, наверное, с содроганием вспоминать перипетии своих умопомрачительных баталий с помещиками.
Актерам, по-райкински стремительно меняющим костюмы и личины своих персонажей, конечно, доставляют огромное удовольствие эти перевоплощения. И они купаются в них, стараясь как можно сочнее сыграть своих героев, изобретая для них какие-то особые внешние черты. Иногда это смешно. Временами — не очень. Порой на этом непростом поприще им изменяет чувство меры и вкуса, как, например, в случае с масками Манилова, Ноздрева или жены губернатора. И тогда возникает наигрыш и то, что в актерской среде принято называть «хлопотанием физиономиями». Но в целом трансформации им удаются неплохо, а иногда даже становятся неожиданными. Например, очень смешон пронзительно вопящий малахольный Плюшкин, разъезжающий на инвалидной коляске и почем зря ругающий свою ключницу. Или добродушная дебелая хлопотунья Коробочка, в мановение ока превращающаяся в мощного и брутального зятя Ноздрева Мижуева.
В целом у молодой театральной команды из Лесосибирска получилось симпатичное, веселое зрелище, чем-то напоминающее актерский капустник, в котором сквозь смех прорывается и грустная гоголевская усмешка. И ты вдруг вспомнишь фразу из посланного из Бадена письма В.А. Жуковского Н.В. Гоголю: «Стороною слышу, что твоя работа идет удачно, что твои «Мёртвые души» удивительно живы…» И, несмотря на огрехи и зашкаливающую лихость полукапустного лесосибирского действа, ты понимаешь, что они живы и сегодня.
Предположу, что ценитель и знаток творчества Гоголя будет не вполне удовлетворен, поскольку вряд ли обнаружит в спектакле какие-то философские глубины. Но осмелюсь высказать робкую надежду, что такой необычный, стремительный и даже «отвязный» театр непременно заинтересует молодого зрителя. Который, «почесав репу», возможно, задумается, отложит свой гаджет и задаст извечный вопрос, который вынесен в заголовок этой заметки.