петербургский театральный журнал | Выпуск №1 [79] 2015
Автор: Татьяна Тихоновец

---

Сибирь притягивает. Особенно в смутные времена. Хочется навсегда скрыться в ее огромных пространствах. И успокаивает то, что это всегда можно сделать. Не найдет никто. В незапамятные советские времена была такая пьеса «Равняется четырем Франциям», в ней имелся в виду Красноярский край, который всего только часть Сибири. Когда приезжаешь в разные сибирские регионы, понимаешь, как они отличаются друг от друга.

Но все-таки есть какие-то общие черты. Сибиряки по характеру другие, нежели остальное население страны. Во-первых, они живут без генетической памяти о крепостном праве. Его в Сибири не было. Поэтому у них более развито чувство собственного достоинства. Ну, разумеется, не у всех. (Последние события в Новосибирске вокруг «Тангейзера» несколько поколебали мою веру в отдельный сибирский регион.)

Во-вторых, сибиряки очень гостеприимны. Не поюжному, без ударяющей в нос роскоши. Просто всегда ты понимаешь, что тебя ни в болезни, ни в голодехолоде не оставят. Выработалось вековыми упражнениями.

Сибирь — это плавильный котел страны. Кого только туда не ссылали. А если учесть, что ссылают во все времена лучших, то лучшая часть народа там и обосновалась. Память о декабристах жива до сих пор.

Ехали мы в Лесосибирск, решили заехать в город Назарово. Там родина Марины Ладыниной, в музейно-выставочном центре есть посвященная ей комната. Въезжаем в город и едем… по улице А. Арбузова. Я встрепенулась. Но нет, оказалось, имени декабриста Антона Арбузова, который был сослан в Назарово на вечное поселение после каторжных работ. Памятный знак установили. Чтят. Фамилии декабристские по всей Сибири рассыпаны. Многие свой след оставили, женившись на местных. И мы эти фамилии встречали в театрах. Потом было столыпинское переселение крестьян. Потом в тридцатые и в сороковые годы кого только не ссылали. Некоторых так и забыли вернуть обратно…

Расстояния — гигантские. Когда летишь в самолете, это не так заметно. А вот когда едешь в поезде и видишь дрожащие огни печальных деревень, то понимаешь, как безмерны, как неподвластны человеку эти пространства. Вспоминаешь Чаадаева, который считал, что «вся наша история — продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел». Я все время об этом думала, когда восемь дней мы с Александром Висловым ездили по Красноярскому краю в машине. Маршрут у нас был крошечный, всего две тысячи километров. Мы не заезжали ни в Канск, ни в Ачинск, ни в Минусинск и уж тем более в Норильск долететь не пытались.

Наша цель была — добраться до новой Мекки театральных критиков: Шарыпово—Лесосибирск—Мотыгино. Там работают маленькие муниципальные театры Красноярского края. Благодаря стараниям Олега Лоевского эти заповедные места стали модными. Чтобы туда отправиться — надо заслужить. Там уже многие побывали, вот и наш черед настал.

Сначала мы доехали до Шарыпово. Это аккуратный, не бедствующий городок с населением в тридцать семь с половиной тысяч. О таких городах в 60-е годы Эмиль Горовец пел: «Снятся людям иногда голубые города, у которых названия нет…». Тут как раз название было, старинное, с XVIII века. В 1985 году вышло распоряжение: назвать город в честь почившего в бозе Черненко… Но недолго Шарыпово побыло Черненкой. В 1988 году город вернул историческое название.

Березовская ГРЭС — градообразующее предприятие. Правда, большая часть акций теперь принадлежит немецкой компании. В связи с кризисом идут жесткие сокращения. Жизнь сейчас у города непростая. Кто только не приезжал на всесоюзную стройку! Люди строили город, оседали, женились, заводили детей. Сегодня в Шарыпово живут самые разные национальности. Театр находится в маленьком здании на краю города в микрорайоне (внимание!) Берлин. Возник он из народного театра «Фаэтон», который был создан во время комсомольской стройки и в счастливый для себя момент (1993) муниципализировался. (Какое хорошее название для театра! Почему бы не вернуть его, как вернули название города?)

Благодаря директору Валентине Петровне Еськовой все в нем ухожено, как в небогатой, но чистой квартире. Уже два раза проводился фестиваль-лаборатория муниципальных театров Красноярского края «Камерата плюс» под руководством Павла Руднева. (Вторая лаборатория была посвящена теме «Новые смыслы. Реабилитация советской пьесы». Какой правильный выбор!) Театр участвует в фестивалях российского уровня: «Театры малых городов России», «АRTмиграция». Работает своя трехгодичная студия, и студийцы уже участвуют в спектаклях. Труппа — десять человек вместе с главным режиссёром (она же и актриса). Каждый — на вес золота.

Спектакль по острой, дерзкой пьесе Батуриной режиссёр решила начать прямо в фойе. На скамейке сидят в ожидании поезда люди с кошелками, чемоданами, детьми. Гомон, перекличка голосов, прибытие поезда — и толпа устремляется в зал. Зрители за ними. На сцене — нищая послевоенная жизнь. Жесткая угловатая девушка — фронтовичка Мария Небылица (ее играет Ярослава Перевозкина) — проживает свое трудное возвращение с войны. Страх перед будущим, попытку зацепиться за жизнь, столкновение с предательством возлюбленного Матвея — актрисе удалось сыграть, может, не очень разнообразно, но подлинно. Видно, что режиссёр никого не хочет разоблачать. Наоборот, хочет понять и оправдать каждого человека. Впервые я увидела не подлого и не опасного Марка Анатольевича в исполнении Хольгера Мюнценмайера. Некоторые возрастные роли приходится играть молодым. Это смотрится немного наивно, но никто не врет. Сергей Юнгман сыграл главного героя Матвея Кравчука как человека, боящегося мирной жизни и сломанного своим предательством. Спектакль строгий, сдержанный, без пафоса.

«Парящего тигра» ДиКамилло (перевод Ольги Варшавер) поставил Дмитрий Удовиченко (Санкт-Петербург). Сценическая версия принадлежит Ксении Никитиной. Рядом со сценой играет джазовое трио, которое становится полноправным участником спектакля. Пространство решено лаконично и остроумно (художник Павел Тарасенок). На сцене открытые чемоданы, рядом с которыми сидят герои. Каждый носит с собой чемодан со своим миром, со своими секретами, комплексами. В повести речь идет о мальчике-подростке Робе Хортоне (его играет Сергей Юнгман), который после смерти матери живет в случайном месте, где у отца (Хольгер Мюнценмайер) нашлась работа. Оба одиноки. Оба справляются со своим горем как умеют. Отец презирает сына, сын боится отца. Очень понятная во все времена история, за которой, затаив дыхание, следят подростки в зале. Мальчик находит в зарослях запертого в клетку тигра, который куплен по прихоти хозяина отеля. В финале Роб со своей подружкой отпускают его на свободу, но отец Роба вынужден убить тигра. Мне показалось, что в самой повести далеко не все концы с концами сходятся. Это же перешло и в постановку.

В спектакль введен образ матери (Татьяна Кухтина). Она общается со зрителями, иногда комментируя события, не вмешиваясь в них. Татьяна хорошо поет, и ее роль — это такой своеобразный «хор» в спектакле. Отлично придумана служанка Вили Мей. Ярослава Перевозкина играет индейскую скво, больше похожую на жрицу, покуривающую травку, нежели на горничную в отеле. Спектакль создан по законам джазовой композиции, где у каждого инструмента свое соло и где все в финале выливается в своеобразный джем-сейшн. Подростки и молодежь смотрят с восторгом.

К сожалению, не придуман образ парящего тигра. Когда на сцену вывозится клетка, в которой оказывается барабан, обтянутый меховой тряпочкой «под тигра», это производит странное впечатление. Если это образ музыки, загнанной в клетку, то вот же — свободные музыканты, они играют, и никто из них не страдает от несвободы. В финале — красивые видеокадры, где летит по воздуху парящий тигр, и тогда барабан оказывается вообще неуместным. Если бы не этот нерешенный образ, спектакль можно было бы возить по всем фестивалям для детей и юношества.

Самой яркой удачей трех вечеров в шарыповском театре стала «Метель» В. Сигарева в постановке Снежанны Лобастовой. Сигарев играет с повестью Пушкина, а театр с пьесой Сигарева. Все немногочисленные артисты труппы (кроме главных героев) исполняют по несколько ролей. Да еще и создают необходимый звуковой фон: то завывают, как метельная вьюга, то свистят, как соловьиный сад, то рассыпаются каплями дождя. Романтическая история Маши и поручика Владимира, над которой улыбается Пушкин и иронизирует Сигарев, в театре превратилась в изящную театральную игру. В ней переплелось все. И Пушкин, и Сигарев. И классика, и сегодняшний день. По полу сцены катаются клубки шерсти, которые, как нити судьбы, завязываются в какие-то узлы и все перепутывают.

Маша в обаятельном исполнении Ксении Коваленко — любимая родителями дочка, которую они все время приголубливают и баюкают. Она смешная, очень милая сегодняшняя девочка. Бежать ей неохота, и чувствует она, что сильно погорячилась со своей любовью. А куда деваться? Надо. Горничная Настя (очень смешно ее играет Алена Тепляшина) чувствует, что не к добру все, но помогать тоже надо. Татьяна Кухтина в роли матери прекрасно «держит» непростую форму спектакля и играет с ролью озорно, талантливо. Общение со зрителями вообще отлично удается этой актрисе. Забавно придуманы сцены с полковником Бурминым (Сергей Юнгман). Прасковья Петровна в них просто как настоящая дуэнья. Хольгер Мюнцермайер играет и отца Маши, и автора. Бог знает, кто этот автор, но точно не Пушкин. Может быть, Сигарев? Когда от переживаний за героев автор (не артист!) ушел за кулисы выпить рюмочку и вышел уже не совсем трезвый, женский голос из зала негромко укорил: «Вот, они, мужики! Уже захорошел». Мужики в зале одобрительно засмеялись.

Артисты очень хорошо чувствуют своего зрителя. Не заигрывают с ним, но держат на короткой дистанции. История ведь живая, всем интересная. И зал реагирует на нее как на то, что приключилось с хорошо знакомыми людьми. Все знают артистов, выходит, что знают и тех, кого они играют.

На наши обсуждения приходила начальник управления культуры Юлия Рудь. Бледнела и краснела, переживала, что мы скажем. В эти же дни шла оптимизация по учреждениям культуры. Директор театра была ни жива ни мертва. Но в последний день выдохнула: никого в театре не сократили. И правду сказать, кого же там сокращать при труппе в десять человек?

Уверенные в будущем шарыповского театра, мы поехали дальше, в Лесосибирск. Он находится в 230 километрах от Красноярска. Нескончаемо длинный город тянется по берегу Енисея. Оттепели этой зимы не дали покоя реке, и Енисей весь в торосах. Многие десятилетия Лесосибирск был центром лесопиления и лесохимии. Но леса, по рассказам, заметно поиздержались. Работы молодым не хватает. По дороге встречались удивительные баннеры: «Мебель из Малайзии». Зачем в Лесосибирске малазийская мебель — загадка.

Театру «Поиск» тридцать семь лет. Он был муниципализирован первым в крае. Когда-то, в 1994 году, я видела его спектакль «Вальпургиева ночь» в Перми, на международном Фриндж-фестивале. Название театра неслучайно: в его репертуаре в разные годы встречались Брехт, Набоков, Платонов, Булгаков, Гумилев, Ионеско, Мрожек, Пинтер. Зрители привыкли к такому репертуару. В театре все маленькое, но по-европейски стильное. В труппе десять человек.

Период у театра сейчас очень непростой. Его художественный руководитель, Юрий Лобанов, пережил тяжелую болезнь и не работает. Все вопросы, и художественные и административные, сосредоточены в руках его ученика и помощника, артиста Олега Ермолаева. Нагрузка явно ему не по силам. Нужна помощь, а где ее взять?

«Технику номер восемь» Анастасии Малейко поставил Кирилл Левшин (Москва). Кажется, это первая постановка в России. Речь о семье, которая когдато согласилась участвовать в реалити-шоу, и вся ее жизнь снимается на камеры. Но контракт закончен. Камеры убраны, а жизнь продолжается. И оказывается, что одно дело постоянный спектакль на тему идеального семейства, а другое — жизнь как она есть. Никто из них уже не может жить без камер. Сцена представляет собой белый кабинет, на котором изредка возникают видеопроекции, сделанные очень культурно (сценография Ольги Журковой, видео — Антон Ботов). Пьеса разобрана очень тщательно. Психологически точен Виктор Чариков в роли Макса, отца семейства. Он с самого начала знает, что игра окончена, и с иронией наблюдает за женой, сыном и гостьей из Америки (Анна Лесько с юмором сыграла американскую студентку Кейт, которая тоже участвует в реалити-шоу). С горечью Макс объясняет жене Инге (Наталья Михайленко), что ее тайный роман с неким Михаилом — это тоже часть сценария. Хорошо сыграна фальшь семейных отношений и психологическое напряжение, причина которого до поры до времени зрителю не ясна.

С этим спектаклем «Поиск» побывал в Москве, на «ARTмиграции». Спектакль хороший, но ощущение зыбкости положения театра осталось. Выбыл из строя один человек, очень важный для театра, и все здание может зашататься.

Точно такое же ощущение осталось и от посещения крайней точки нашего театрального путешествия — театра в поселке Мотыгино. Ехать туда долго, пятьсот километров от Красноярска, к северу края. Мы ехали из Лесосибирска через Енисейск, поэтому путь показался вообще бесконечным. Три времени года туда добираются только на пароме. А зимой проще. Перебирались по ледовым трассам через Енисей и Ангару.

Население поселка — меньше шести тысяч человек. Место замечательное для эмиграции: Ангара, кругом леса, никто и искать не будет. А если без шуток — это единственный профессиональный театр России, который расположен в столь маленьком населенном пункте. Он бы должен привлекать внимание театральных социологов, потому что опыт существования такого театра уникален. Понятно, что количество зрителей ограничено самим народонаселением. А если учесть, что младенцы, старики и суровые пьющие мужчины в театр по определению не ходят, то сами понимаете, сколько зрителей получается в сухом остатке. Понятно и сколько премьер в сезон должен иметь такой театр. От семи до девяти. Хотя вообще-то это обычно для театра малого города. А мотыгинскому нужно бы премьер пятнадцать. Догадываюсь, что Ионеско с Беккетом здесь не пройдут. Нужно искать пьесы, которые были бы интересны жителям и которые к тому же разошлись бы на труппу в девять человек. Это просто какая-то интеллектуальная игра для завлита и режиссёра.

Мотыгинский театр до недавнего времени был благополучен. Немалую роль в этом сыграл приезд Олега Лоевского несколько лет тому назад, который открыл перед ними горизонты. Театр принял участие в «ARTмиграции» (Москва), в фестивале «Театры малых городов России» (Коломна). Сейчас, как показалось, положение изменилось не в лучшую сторону. Об этом нас предупредили еще в Красноярске. Прежний директор театра чем-то не угодила местной районной власти. Скорее всего, своей активностью, умением писать гранты и добиваться для театра денег. Новый директор пока не очень понимает, что такое руководить театром в такой малозаселенной местности.

Мы посмотрели спектакль «Остров Рикоту» Н. Мошиной в постановке главного режиссёра Сергея Ханкова. Эта пьеса особенно остро звучит в таких вот удаленных от столиц местах — Южно-Сахалинске, Новом Уренгое. Напомню, что речь в ней идет о журналисте, который заброшен на остров в командировку. Жители острова не верят ни в то, что есть Москва, ни в то, что есть Россия. Страна забыла о них. Ну и они о ней не вспоминают. Новые язычники верят только в Мать-Море, а главная жрица, альголог (специалист по водорослям) Аня руководит их жизнью. Их цель — заставить журналиста остаться на острове, потому что для продолжения рода нужен мужчина. Свои уж давно не годятся. Охранник радара (Иван Неустроев) совсем сумасшедший и ходит с деревянным ружьем, начальник цеха (отличная работа Льва Бестужева) не в том возрасте. Женщины наколдовывают шторм, баркас разбит, и столичный журналист остается в их распоряжении.

Все пространство в спектакле — из дерева. Стены, утварь, сети рыболовные (художник-постановщик Роман Полуэктов). Полное ощущение, что это не просто забытый страной остров, что люди сами отказались от связи с миром. Здесь свои законы. К тому же — полный матриархат. (Такое кардинальное решение я видела впервые.) Мужчины скромно сидят в отдалении, видно, что побаиваются. В спектакле хороший, небытовой музыкальный ряд, художественно поставленный свет (Сергей Еремеев). И это при крайне бедной аппаратуре.

Преображение журналиста Игоря (тот же Роман Полуэктов) поставлено и сыграно нетривиально. Игорь появляется в финале таким, как будто после его прибытия на остров прошло несколько лет. Опростившийся, с блуждающей улыбкой, абсолютно потерявший память. В финале режиссёр использовал прекрасную театральную игру (тренирующую актерское внимание). Получается какой-то языческий ритуал. Довольно жутковатый.

Спектакль бы чуть-чуть доработать, уточнить, и его не стыдно было бы везти на какой-нибудь российский фестиваль. Но он пройдет несколько раз, и о нем придется забыть. Как остров Рикоту забыл о России. Спектакли не держатся долго. Разве что какие-то особо радостные комедии. Это проблема любого театра в малых городах. Но все-таки — одно дело, когда в городе тридцать, пятьдесят, семьдесят тысяч жителей. И совершенно другое — когда нет и шести. Трудно представить себе, с какими проблемами, психологическими, творческими и просто техническими, ежедневно сталкивается этот, наверное, самый маленький театр России. И какая постоянная деятельная помощь нужна и ему, и таким же маленьким театрам малых городов.

Путешествие наше по маленькому отрезку Красноярского края, который равняется четырем Франциям, закончилось. Моя личная театральная карта России приобрела другой масштаб. Потому что теперь я знаю, что в Шарыпово готовят третью лабораторию под руководством Павла Руднева. А в Лесосибирске Кирилл Левшин репетирует новый спектакль. А что-то поделывают в Мотыгино? Нашли ли пьесу о войне?